Замена органов на искусственные

«Делать платную трансплантацию безнравственно»

Почему в России не развито детское донорство и за последние три года не было ни одного случая изъятия органов у детей? Когда в обществе изменится отношение к трансплантологии? Для чего врачам нужен регистр отказов, закон о котором депутаты не могут принять уже много лет? На эти и другие вопросы «Известий» ответил академик РАН, директор ФГБУ «Федеральный научный центр трансплантологии и искусственных органов имени академика В.И. Шумакова», главный трансплантолог Минздрава РФ профессор Сергей Готье.

Ментальный барьер

— Сергей Владимирович, что у нас происходит с трансплантацией органов детям? Не хватает специалистов, которые могут проводить пересадки малышам или нет донорских органов? В чем основная проблема?

— Начнем с того, что дети в нашей стране имеют реальное преимущество в получении органов от посмертных доноров по сравнению со взрослыми. Кроме того, детям чаще всего пересаживаются почки или части печени от родственных доноров. Если говорить о детской трансплантации печени, вопрос решен полностью.

Сколько детей начиная с первых месяцев жизни выявляется и направляется к трансплантологам — столько оперируется. Причем с очень хорошими результатами. Если взять нашу статистику пересадки почки детям по стране, там очень большой диапазон сложности и экстренности выполнения. 17-летний парень считается ребенком, но физиологически он ничем не отличается от взрослого.

Ему можно пересадить, конечно, почку от взрослого донора — умершего или живого. А есть ребенок, которому, скажем, год, а весит он килограммов семь. Он недостаточно развит из-за болезни, которая его преследует еще из утробы матери. Это другой контингент пациентов. При неотложных показаниях им тоже можно помочь трансплантацией почки.

Но нужно правильно выполнить операцию, создать в организме гипотрофичного ребенка условия для того, чтобы взрослая почка могла работать.

Подросткам, начиная лет с восьми-девяти, реально выполнить пересадку взрослого сердца. Это делается в нашем центре, центре имени Алмазова в Санкт-Петербурге, центре имени Мешалкина в Новосибирске, краевой больнице в Краснодаре.

Абсолютно нерешенная проблема — пересадка сердца маленьким детям. Детского донорства у нас нет. Это вообще не очень распространенный в мире вид получения донорских органов. Детское донорство составляет не более 1% от всего пула донорских органов в развитых странах. Но там оно есть, у нас — нет.

В России 62 трансплантационных центра в 32 регионах. Операции детям выполняются в семи регионах, но это единичные операции. А серийные детские операции выполняются в Москве в четырех местах. Это наше учреждение, отделение трансплантации почки РДКБ, НЦЗД и НИИ неотложной детской хирургии и травматологии. Мы в год выполняем около 220 разных операций у детей.

— У нас ведь законодательно разрешено детское донорство. В чем же проблема? Ведь дети тоже гибнут в автокатастрофах, с ними происходят несчастные случаи…

— Да, у нас есть закон, позволяющий посмертно изымать органы у детей в возрасте от одного года. Это написано в законе № 323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации». Но закон говорит, что изъятие у умершего ребенка возможно только с согласия родителей.

Значит, к родителям надо подойти, а перед этим поставить ребенку диагноз «смерть мозга». Сказать родителям: «Вот такая неприятность, но органы у него хорошие. Разрешите нам изъять». Этого никто не сделал за последние три года, никто на себя этого не взял.

Трансплантолог не может подойти к родителям и сказать: «Нам надо пересадить кое-что, дайте нам». Подойти должны врачи, которые лечили умершего ребенка.

— Как же это происходит в других странах? В Италии, например, хорошо развито детское донорство.

— В других странах этот барьер перейден. Уже были прецеденты, понятна реакция общества, к этому привыкли — это было в еще 90-х годах прошлого века.

— Получается, наши врачи пока просто не готовы перешагнуть моральный барьер?

— У нас не только врачи не готовы, но и родители, и общество в целом. А вообще на эти вопросы у меня один ответ: если пинка не дать, ничего не будет. Если врач не смог спасти пациента и тот умер, то врач должен сделать следующий шаг — позаботиться о других пациентах. Это его врачебный долг. А с него этого никто не требует.

— Как в той же Италии пришли к принятию обществом детского донорства?

— Там элементарно всё произошло — после несчастного случая. Турист из США Реджинальд Грин ехал по Италии на автомобиле — в 1994 году он с женой и двумя детьми приехал в Италию в отпуск.

За ними пристроились какие-то бандиты, стреляли по машине. Грины от бандитов оторвались, но семилетнему мальчику Николасу в голову попала пуля.

Тогда семья Грин решила: пусть органы мальчика достанутся детям Италии, которые ждут трансплантации.

После этого совершилась революция в головах, и с тех пор вопрос, зачем жертвовать донорские органы детей, не стоит вообще. Но это Италия.

Регистр отказов

— В законопроекте о донорстве и трансплантации прописаны моменты, касающиеся детского донорства и создания федерального регистра доноров. Он уже создан, работает?

— Регистр прописан в законопроекте, который не принят. Но это не значит, что ничего не делается. Постепенно мы подходим к созданию достаточно удобного регистра. Уже три года функционирует система учета, которая предусматривает регистрацию всех донорских изъятий и путь органа: в какой регион отправлен, в какую больницу, кому пересажен, каков исход.

Система требует совершенствования, потому что ее интерфейс и вся электронная часть довольно сложные, но она уже есть. Мы каждый год подводим итоги, анализируем, сколько проведено трансплантаций и их результаты.

Кроме того, для уточнения показаний ежемесячно и ежеквартально обзваниваем все учреждения, которые занимаются трансплантацией на территории Российской Федерации.

Где-то к концу января 2020 года у нас будут полные данные по 2019 году.

— Есть страны, где в автомобильных правах указано, что человек согласен быть донором. У нас не планируют это ввести?

— Таких инициатив было очень много! Однако они так и остались на бумаге. Но если работать цивилизованным способом, должен существовать регистр отказов, а не регистр согласий. И это — один из следующих элементов создаваемой сейчас электронной базы.

— Это проще, чем регистр согласия?

— Конечно, проще и понятнее. Нужен просто регистр отказов. Если я не согласен быть донором, то я вношу себя в базу.

Запись в правах, которая есть в Соединенных Штатах, — это фактически регистр согласия. Права, которые выдаются с сердечком, естественно, вносятся в регистр согласия. Это противоположная система. Кстати, в отличие от США большинство европейских стран работает по презумпции согласия и использует регистр отказов.

Законопроект Минздрава, который уже пять лет путешествует по разным инстанциям, подразумевал регистр прижизненного волеизъявления. Это так цветисто называется в документе. Но мы как профессионалы считаем, что это регистр отказов — понимая, что это значительно проще, дешевле и безопаснее.

— Пять лет законопроект гуляет по инстанциям? Кто его стопорит?

— Не могу сказать, не знаю. Документ проходит стадии согласования. Надеемся, скоро будет внесен в Думу.

— Отсутствие этого закона тормозит развитие трансплантологии?

— Конечно. Закон 1992 года, по которому мы работаем, констатирует возможность действий, но не их обязательность. Там не прописано, что врач должен в таких-то обстоятельствах сделать то-то и позвонить туда-то, сказать тому-то, а главный врач — организовать процесс.

Поэтому развитие трансплантологии уже много лет основано на энтузиазме, на интересе людей к этому виду помощи, на понимании руководителя региона, что это правильно, это нужно, это надо поддерживать.

За последние 10 лет нам удалось стимулировать развитие трансплантологии и начать программы более чем в 30 субъектах. Наиболее мощный прорыв произошел после того, как мы стали национальным центром и нам делегировали эти обязанности.

До этого мы тоже были ведущим учреждением, но у меня не было полномочий выходить на губернаторов и объяснять им необходимость сохранения государственных денег, которые они тратят на диализ, вместо того чтобы организовать трансплантацию почки и освобождать диализные места для следующих пациентов.

— Если этот закон будет принят, на сколько процентов может вырасти количество операций?

— Каждый год с 2015-го количество операций, выполняемых по трансплантации любых органов, растет на 200. Это очень мало для такой страны, как Россия, но тем не менее… Количество операций растет, потому что стало больше донорских органов.

Люди поняли, что их за это не посадят — в 2015 году были внесены изменения в закон № 323, и теперь в законе написано, что деятельность по донорству является медицинской деятельностью. Были выделены федеральные деньги.

Это внесло свою долю в рост активности, поэтому количество операций растет на 200 в год.

Если будет принят закон, стимулирующий организаторов здравоохранения к этой деятельности, и доноров органов станет вдвое больше, чем сейчас, мы должны будем эти органы пересадить. А это уже зависит от госзадания, то есть от бюджета.

И тут есть тонкий момент. Если мы совершим революцию в области донорства прямо сейчас, мы все органы обязаны будем использовать — денег на трансплантации должно хватить у государства. Делать платную трансплантацию безнравственно.

Пересадить всё

— Есть ли органы, которые сейчас не пересаживают, но в будущем могут начать их трансплантацию?

— Можно пересадить матку, такие операции изредка делаются за рубежом. Можно это сделать и в России.

Но это не жизненно важный орган, а назначение иммуносупрессии (подавление иммунитета для того, чтобы не отторгался пересаженный орган. — «Известия») — ответственное дело для организма.

Спрашивается, а надо ли? Думаю, всё же пересадим скоро. Гинекологи меня толкают в бок: «Давай матку пересадим».

— Будет ли через 10, 15 или 20 лет революционный прорыв в мировой трансплантологии? Я имею в виду клеточные технологии и выращивание органов.

— Их уже давно выращивают. Если при рождении человека у него будут брать клеточный материал и создавать банк органов, которые он потом может использовать если что, будет здорово. Хотя это и невероятно дорого.

— Они не будут отторгаться?

— Да, потому что они выращены из собственных клеток пациента. Но это будущее, несколько туманное и отдаленное, хотя попытки есть: выращивают сердца и щитовидную железу мышей. Выращивают кожу. Это очень хорошее и перспективное направление, которое сейчас наиболее развито.

Все очень заинтересованы в возможности выращивать культуры клеток поджелудочной железы, которые будут замещать потерянную инсулиновую функцию. Это действительно нужно.

Таким образом можно будет навсегда победить диабет. Это очень сложно, но это так.

Я однажды пересадил часть железы: от живого донора взял фрагментик — хвост железы, пересадил в подвздошную область девочке лет семи, за что получил премию «Призвание».

Из 14 пациентов, которым я таким образом пересадил поджелудочные железы, трое до сих пор не страдают диабетом. А прошло уже больше 15 лет.

Источник: https://iz.ru/958087/elena-loriia/delat-platnuiu-transplantatciiu-beznravstvenno

Какие части тела ученые научились пересаживать, а какие – нет

Ева Онтиверос Би-би-си

Правообладатель иллюстрации Getty Images

В 2015 году в мире было произведено в общей сложности более 126 тысяч операций по пересадке органов. Это в среднем 14,5 трансплантаций в час.

В подавляющем большинстве случаев речь шла о пересадке частей тела, необходимых для продолжения жизни. Большая часть (41,8%) пришлась на трансплантацию почек, следом идут печень и сердце.

В последние годы растет также число пересадок легких, поджелудочной железы и тонкой кишки.

Врачи научились пересаживать не только органы, но и различные ткани. Достаточно распространены трансплантации костного мозга, сухожилий, роговой оболочки глаза, кожи, сердечных клапанов, нервов и вен.

Однако многие части тела заменить по-прежнему не получается. Какие и почему?

Голова

Правообладатель иллюстрации Getty Images

Трансплантация головы невозможна – и едва ли будет возможна в обозримом будущем.

“Мы должны сосредоточиться на достижимых вещах. За последние 50 лет мы многого добились в пересадке любых частей тела ниже шеи”, – говорит Габриэль Ониску, консультант-трансплантолог в Королевской больнице Эдинбурга и секретарь Европейского общества по трансплантации органов.

С ним соглашается Лорна Мейсон, хирург-трансплантолог и президент Британского трансплантологического общества. Ведь цель врачей – сохранить жизнь как можно большему числу людей, поэтому необходимо “выбирать наиболее реалистичные опции”.

Помимо очевидного философского спора (пересаживают ли мозг в тело или мозгу пересаживают тело?), главной трудностью такого рода операции стала проблема соединения головного мозга со спинным.

Большинство операций по трансплантации сталкиваются с проблемой успешного соединения кровеносных сосудов, однако спинной мозг, который отвечает за движение, – это сеть весьма специализированных нервных клеток, называемых нейронами.

Правообладатель иллюстрации Getty Images Image caption Спинной мозг – это сеть нервных клеток

Клетки такого типа передают информацию с помощью электрических и химических сигналов, и если их повредить, то заменить их или снова связать воедино будет невозможно.

Это объясняет, почему на сегодняшний день серьезные травмы спинного мозга часто остаются неизлечимыми.

Доктор Мейсон говорит, что в случае травмы или повреждения головного мозга из-за болезни “существуют более реалистичные опции – вроде замены клеток там, где это возможно сделать”.

Ученые разрабатывают клеточную терапию, которая в некоторых случаях позволит нейронам регенерироваться и развиваться.

“Клеточная терапия может остановить, а в некоторых случаях даже повернуть вспять развитие дегенеративного заболевания тканей головного мозга, – говорит доктор Мейсон. – Лечение такого рода может помочь пациентам с деменцией или рассеянным склерозом”.

Сетчатка глаза

Правообладатель иллюстрации Getty Images Image caption Сетчатка находится в задней части глазного яблока и отвечает за преобразование света в видимую картинку

Хотя успешные операции по пересадке роговицы проводятся уже несколько десятилетий, по-прежнему невозможно пересадить сетчатку – внутреннюю часть глазного яблока, которая позволяет нам видеть предметы и изображения.

Эта часть тела опять же включает в себя множество разветвленных нервных связей, так что трансплантация столь сложной нейронной структуры пока остается за пределами современных технических возможностей.

И хотя этими двумя органами список совершенно невозможных трансплантаций ограничивается, существуют операции по пересадке, которые пока еще не стали для хирургов привычным делом.

Желчный пузырь

После любой операции по пересадке пациенту придется провести остаток жизни на иммуноподавляющих препаратах, которые позволят избежать отторжения нового органа, и в случае желчного пузыря это просто того не стоит.

“Любая трансплантация – это баланс между благом пациента и неизбежными последствиями: восстановлением после такой операции и необходимостью принимать лекарства на протяжении всей оставшейся жизни”, – объясняет Лорна Мейсон.

Правообладатель иллюстрации Getty Images Image caption Желчный пузырь, окрашенный на этой модели в зеленый цвет, является полезным, но не жизненно необходимым органом, говорит доктор Габриэль Ониску

Желчный пузырь находится под печенью и содержит желчь – жидкость, которая выделяется в тонкую кишку и помогает пищеварению. Он упрощает вашу жизнь, но не является жизненно необходимым.

“Это как аппендикс. Если в желчном пузыре регулярно образуются камни или он поражен болезнью, полезнее для здоровья будет его удалить. Мы можем прекрасно жить и без него”, – говорит доктор Ониску.

В таком случае пациенту рекомендуется изменить режим питания и образ жизни, чтобы упростить пищеварение.

Селезенка

Доктор Ониску говорит, что селезенка – это немного другой случай, так как это “орган, который фильтрует, ремонтирует и сохраняет красные кровяные клетки”. Но при этом, по его словам, селезенка также не является необходимой для поддержания жизни, так что к ней применим тот же принцип.

После удаления селезенки пациент должен всю жизнь принимать антибиотики – но, опять же, все дело в балансе и в том, что более эффективно для пациента.

“Удаление и антибиотики – это меньший риск, чем перенести операцию по пересадке и до конца жизни принимать медикаменты, чтобы избежать отторжения”, – уверяет Мейсон.

Будущее трансплантации

Правообладатель иллюстрации Getty Images Image caption Трансплантология не стоит на месте

Основное внимание всегда будет уделяться тем частям тела, которые поддерживают жизнь, однако, говорит доктор Ониску, “органы пересаживают по какой-то причине, это должно удовлетворять нужду пациента”.

“Вот почему мы, к примеру, делаем пересадку матки, – объясняет он. – Жить без этого органа можно, но пациентка может почувствовать, что не выполнит предназначение своей жизни, если у неё не будет детей. А пересадка матки удовлетворит нужду этой конкретной пациентки”.

Врачи уверены, что в будущем пациентам можно будет помогать не только при помощи традиционных операций по пересадке органов – вроде печени, сердца или легкого, – но и за счет регенерации и трансплантации клеток.

“Идеальный пример – пересадка клеток островков Лангерганса для лечения диабета, – говорит доктор Ониску, имея в виду крохотные скопления клеток, которые выделяют инсулин. – Для решения проблемы мы пересаживаем клетки из поджелудочной железы, а не всю железу целиком”.

Правообладатель иллюстрации Getty Images Image caption Пересадка стволовых клеток может стать альтернативой пересадке органов

По мере того как растет спрос, медики изучают более сложные стратегии лечения, выходящие за пределы пересадки органов и клеточной терапии – и трансплантация все чаще дополняется регенеративной медициной, новыми технологиями и биоинженерией.

Ониску говорит: “Мы изучаем искусственные органы, то есть органы, которые восстанавливаются при помощи стволовых клеток, и, вероятно, даже органы, выращенные в иной среде, – ксенотранспланты”. Так называются донорские органы или ткани, имеющие животное происхождение, а также человеческие органы, выращенный в теле животного для последующей пересадки людям.

Мейсон обращает внимание, что в конечном итоге “успех пересадки сводится к результатам командной работы и вклада огромной команды экспертов”.

Источник: https://www.bbc.com/russian/features-43907307

Пересадке не подлежат: внутренние органы, без которых можно обойтись

https://ria.ru/20190411/1552563042.html

Пересадке не подлежат: внутренние органы, без которых можно обойтись

Современная медицина позволяет человеку нормально жить без желудка или селезенки — достаточно принимать лекарства, придерживаться специальной диеты. Еще проще с РИА Новости, 11.04.2019

2019-04-11T08:00

2019-04-11T08:00

2019-04-11T10:14

сергей готье

первый мгму имени сеченова

риа наука

/html/head/meta[@name='og:title']/@content

/html/head/meta[@name='og:description']/@content

https://cdn23.img.ria.ru/images/155255/29/1552552976_0:0:1036:583_1400x0_80_0_0_b965ced2794b98923b7cbbfe55bd6e7e.jpg

МОСКВА, 11 апр — РИА Новости, Альфия Еникеева.

Современная медицина позволяет человеку нормально жить без желудка или селезенки — достаточно принимать лекарства, придерживаться специальной диеты.

Еще проще с парными органами: можно, например, многие годы чувствовать себя вполне комфортно с одним легким.

Почему трансплантация требуется далеко не всегда — в материале РИА Новости.Когда риски несопоставимы”Трансплантологи обычно имеют дело с жизненно важными частями человеческого организма, от которых зависит как минимум продолжительность жизни, как максимум — сама жизнь. Это прежде всего сердце, печень, почки, легкие и тонкая кишка. Без них человек просто не сможет существовать.

А если речь идет об онкологических заболеваниях, когда необходимо удалить тот или иной орган или фрагмент органа — скажем, желудок или толстую кишку, женские половые органы — матку, яичники, то это все переживаемо. Кстати, то же касается и парных органов. Если часть легкого или даже целое легкое удалить, останется второе, и с этим можно жить.

Человек способен справиться с подобными ситуациями, потому что существуют компенсаторные возможности организма”, — объясняет академик Сергей Готье, главный трансплантолог российского Минздрава, директор Национального медицинского исследовательского центра трансплантологии и искусственных органов имени академика В. И.

Шумакова, заведующий кафедрой трансплантологии и искусственных органов Сеченовского университета.По словам академика, после любой операции по пересадке, чтобы избежать отторжения донорского органа, человек, как правило, всю оставшуюся жизнь принимает иммуноподавляющие препараты. И ошибка в их дозировке или даже отказе от иммунодепрессантов может стоить пациенту жизни.

Именно поэтому, если человек вполне может прожить без какого-то внутреннего органа, его пересаживать не будут: риски просто несопоставимы. Кладбище эритроцитовПервая в списке непересаживаемых органов — селезенка. Она участвует в кроветворении и играет важную роль в поддержании иммунитета.

Ее основная задача — фильтровать кровь, отсеивая определенные бактерии, в том числе вызывающие пневмонию и менингит.”Селезенка — это кладбище эритроцитов. Она обеспечивает баланс кроветворения, чтобы поддерживать необходимое число эритроцитов и лейкоцитов. Когда ее удаляют, первое время мы наблюдаем у пациента рост клеточных элементов в крови, что не всегда хорошо.

Но постепенно ситуация преодолевается либо благодаря возможностям организма, либо медикаментозно. Донорскую селезенку не пересаживают, потому что без нее прожить можно, а вот без печени, например, нельзя”, — уточняет трансплантолог.Орган пищеваренияЖелудок удаляют в случае серьезных заболеваний — злокачественных опухолей или пептической язвы.

В ходе этой операции пищевод сшивается с тонким кишечником, берущим на себя функции исчезнувшего органа. “Человек без желудка, конечно, может жить, но он будет испытывать трудности в плане питания. Оно должно быть специальное. Ведь из пищеварения выпадают процессы, происходящие в желудке, например обработка пищи соляной кислотой.

Поэтому пациент будет потреблять только те продукты, которые всасываются и разлагаются в тонкой кишке”, — поясняет Сергей Готье. Склад для желчиЖелчный пузырь находится под печенью и содержит желчь — жидкость, выделяемую в тонкую кишку и помогающую пищеварению. Этот орган значительно упрощает жизнь, но организм может функционировать и без него.

Поэтому если в желчном пузыре регулярно образуются камни или он поражен болезнью, врачи могут порекомендовать его удалить.”Желчный пузырь необходим, чтобы хранить желчь, которая постоянно выделяется из печени. При восприятии соответствующей пищи — как правило, жирной — как раз выбрасывается избыток желчи.

Поэтому при удалении желчного пузыря человеку необходимо просто соблюдать диету. Она бывает вполне адекватна, чтобы чувствовать себя комфортно”, — уточнил академик.Репродуктивные органыКак показывают исследования, отсутствие яичников и матки никак не связано с продолжительностью жизни женщин. Поэтому обычно эти органы не трансплантируют.

Хотя и есть данные о том, что пожилые мыши, которым пересаживали яичники молодых особей, в среднем жили дольше своих сородичей.

Что касается мужчин, то удаление обеих тестикул (яичек) в некоторых популяциях приводит к увеличению продолжительности жизни и спасает от облысения.

Самый бесполезный органСвою основную роль — пищеварительную — отросток слепой кишки утратил в ходе эволюции. Поэтому долгое время аппендикс считался одним из самых бесполезных органов — настолько, что некоторые медики предлагали удалять его превентивно. Даже сейчас есть исследования, доказывающие пользу от таких операций.

В частности, международная команда ученых в прошлом году показала, что удаление аппендикса снижает риск возникновения болезни Паркинсона в зрелом возрасте.Но есть и другая точка зрения. Ученые из Университета Дьюка связали аппендикс с работой иммунной системы.

По их мнению, отросток слепой кишки поддерживает иммунитет и служит убежищем для полезных бактерий. Именно поэтому людям с удаленным аппендиксом труднее восстанавливать микрофлору кишечника после инфекционного заболевания.

Тем не менее, несмотря на неутихающие научные споры о важности аппендикса, огромное количество людей живет без этого органа, на качестве жизни это особо не сказалось.

https://ria.ru/20170708/1498076121.html

https://ria.ru/20190206/1550470440.html

https://ria.ru/20181101/1531903155.html

РИА Новости

Россия, Москва, Зубовский бульвар, 4

7 495 645-6601


https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/

2019

РИА Новости

Россия, Москва, Зубовский бульвар, 4

7 495 645-6601


https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/

Новости

ru-RU

https://ria.ru/docs/about/copyright.html

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/

РИА Новости

Россия, Москва, Зубовский бульвар, 4

7 495 645-6601


https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/

https://cdn25.img.ria.ru/images/155255/29/1552552976_130:0:907:583_1400x0_80_0_0_53317babda3494d26eba0ee291eef9e5.jpg

РИА Новости

Россия, Москва, Зубовский бульвар, 4

7 495 645-6601


https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/

РИА Новости

Россия, Москва, Зубовский бульвар, 4

7 495 645-6601


https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/

сергей готье, первый мгму имени сеченова

МОСКВА, 11 апр — РИА Новости, Альфия Еникеева.

Современная медицина позволяет человеку нормально жить без желудка или селезенки — достаточно принимать лекарства, придерживаться специальной диеты.

Еще проще с парными органами: можно, например, многие годы чувствовать себя вполне комфортно с одним легким.

Почему трансплантация требуется далеко не всегда — в материале РИА Новости.

Когда риски несопоставимы

“Трансплантологи обычно имеют дело с жизненно важными частями человеческого организма, от которых зависит как минимум продолжительность жизни, как максимум — сама жизнь. Это прежде всего сердце, печень, почки, легкие и тонкая кишка. Без них человек просто не сможет существовать.

А если речь идет об онкологических заболеваниях, когда необходимо удалить тот или иной орган или фрагмент органа — скажем, желудок или толстую кишку, женские половые органы — матку, яичники, то это все переживаемо. Кстати, то же касается и парных органов. Если часть легкого или даже целое легкое удалить, останется второе, и с этим можно жить.

Человек способен справиться с подобными ситуациями, потому что существуют компенсаторные возможности организма”, — объясняет академик Сергей Готье, главный трансплантолог российского Минздрава, директор Национального медицинского исследовательского центра трансплантологии и искусственных органов имени академика В. И.

Шумакова, заведующий кафедрой трансплантологии и искусственных органов Сеченовского университета.

По словам академика, после любой операции по пересадке, чтобы избежать отторжения донорского органа, человек, как правило, всю оставшуюся жизнь принимает иммуноподавляющие препараты.

И ошибка в их дозировке или даже отказе от иммунодепрессантов может стоить пациенту жизни.

Именно поэтому, если человек вполне может прожить без какого-то внутреннего органа, его пересаживать не будут: риски просто несопоставимы.

Кладбище эритроцитов

Первая в списке непересаживаемых органов — селезенка. Она участвует в кроветворении и играет важную роль в поддержании иммунитета. Ее основная задача — фильтровать кровь, отсеивая определенные бактерии, в том числе вызывающие пневмонию и менингит.

“Селезенка — это кладбище эритроцитов. Она обеспечивает баланс кроветворения, чтобы поддерживать необходимое число эритроцитов и лейкоцитов.

Когда ее удаляют, первое время мы наблюдаем у пациента рост клеточных элементов в крови, что не всегда хорошо. Но постепенно ситуация преодолевается либо благодаря возможностям организма, либо медикаментозно.

Донорскую селезенку не пересаживают, потому что без нее прожить можно, а вот без печени, например, нельзя”, — уточняет трансплантолог.

Орган пищеварения

Желудок удаляют в случае серьезных заболеваний — злокачественных опухолей или пептической язвы. В ходе этой операции пищевод сшивается с тонким кишечником, берущим на себя функции исчезнувшего органа.

“Человек без желудка, конечно, может жить, но он будет испытывать трудности в плане питания. Оно должно быть специальное. Ведь из пищеварения выпадают процессы, происходящие в желудке, например обработка пищи соляной кислотой. Поэтому пациент будет потреблять только те продукты, которые всасываются и разлагаются в тонкой кишке”, — поясняет Сергей Готье.

Склад для желчи

Желчный пузырь находится под печенью и содержит желчь — жидкость, выделяемую в тонкую кишку и помогающую пищеварению. Этот орган значительно упрощает жизнь, но организм может функционировать и без него. Поэтому если в желчном пузыре регулярно образуются камни или он поражен болезнью, врачи могут порекомендовать его удалить.

“Желчный пузырь необходим, чтобы хранить желчь, которая постоянно выделяется из печени. При восприятии соответствующей пищи — как правило, жирной — как раз выбрасывается избыток желчи. Поэтому при удалении желчного пузыря человеку необходимо просто соблюдать диету. Она бывает вполне адекватна, чтобы чувствовать себя комфортно”, — уточнил академик.

Репродуктивные органы

Как показывают исследования, отсутствие яичников и матки никак не связано с продолжительностью жизни женщин. Поэтому обычно эти органы не трансплантируют.

Хотя и есть данные о том, что пожилые мыши, которым пересаживали яичники молодых особей, в среднем жили дольше своих сородичей.

Что касается мужчин, то удаление обеих тестикул (яичек) в некоторых популяциях приводит к увеличению продолжительности жизни и спасает от облысения.

Самый бесполезный орган

Свою основную роль — пищеварительную — отросток слепой кишки утратил в ходе эволюции. Поэтому долгое время аппендикс считался одним из самых бесполезных органов — настолько, что некоторые медики предлагали удалять его превентивно. Даже сейчас есть исследования, доказывающие пользу от таких операций.

В частности, международная команда ученых в прошлом году показала, что удаление аппендикса снижает риск возникновения болезни Паркинсона в зрелом возрасте.Но есть и другая точка зрения. Ученые из Университета Дьюка связали аппендикс с работой иммунной системы.

По их мнению, отросток слепой кишки поддерживает иммунитет и служит убежищем для полезных бактерий. Именно поэтому людям с удаленным аппендиксом труднее восстанавливать микрофлору кишечника после инфекционного заболевания.

Тем не менее, несмотря на неутихающие научные споры о важности аппендикса, огромное количество людей живет без этого органа, на качестве жизни это особо не сказалось.

Источник: https://ria.ru/20190411/1552563042.html

Искусственные органы и ткани: когда мы сможем купить запчасти для собственного тела

Существует два подхода к замене органов. Первый — протезы и технические устройства вообще.

В этой статье мы не будем затрагивать этот способ из-за его очевидных недостатков: любой искусственный элемент со временем изнашивается, и его вряд ли можно починить где-либо еще, кроме как в месте его установки, да и специалистов по биомедицинской технике не так много.

Второй — выращивание органов и тканей. Этот подход гораздо удобнее: клетки способны к регенерации, да и «починить» свои запчасти можно у любого врача. Это и называется медициной.

Долгое время такие идеи были прерогативой писателей-фантастов и встречались лишь в мифах — например, согласно Махабхарате (привет, РЕН ТВ!) дети царя Дхритараштры были выращены в «биореакторах» из бесформенных кусков плоти.

Но всё начало меняться в первой половине ХХ века. В это время активно работал ученый-биолог Алексис Каррель, личность крайне интересная: любитель евгеники, лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине 1912 года, член фашистской партии Франции (PPF) и иностранный член-корреспондент АН СССР.

Он первым доказал, что можно долгое время поддерживать жизнедеятельность изолированных клеток и тканей вне организма человека.

Посмертную оценку его работы провел американский ученый Ян Витковский, который в своей статье «Бессмертные клетки доктора Карреля» изложил почти детективную историю о началах регенеративной медицины и клеточном старении вообще.

В 1970–1980-х годах в исследованиях стволовых клеток произошел бум. Теории о неких «клетках-прародителях», из которых развивается всё разнообразие тканей организма, появлялись в научной среде еще с XIX века, однако экспериментальное подтверждение появилось только в 1963 году для мышей и в 1978 году для людей.

Одновременно с этим ученый-цитолог Джуда Фолкман открыл механизмы клеточной дифференцировки — это процесс, во время которого неспециализированные стволовые клетки специализируются и могут превратиться в клетку любой ткани. Фолкман обнаружил, что для этого необходимы химические сигнальные факторы.

Именно тогда появились первые проекты так называемых матриксов для изучения роста клеток не на плоском дне культурального флакона, а в объемной трехмерной среде.

Наши ткани состоят не столько из клеток, прижатых вплотную друг к дружке, сколько из того самого внеклеточного матрикса — будь то коллагеновые волокна или апатитная губка, как, например, в костях.

Чтобы вырастить на его основе какую-либо ткань или орган, нужно максимально бережно этот матрикс обесклеточить — обработать его серией растворов, содержащих додецилсульфат натрия (SDS).

По сути, мы должны промыть кусок ткани с помощью «клеточного „Фейри“» (и это не шутка, SDS входит в состав большинства моющих средств), при этом жировые мембраны клеток растворяются, а поддерживающий их внеклеточный каркас остается нетронутым.

Дело в том, что даже при удалении клеток мы оставляем белковые гормоны (то есть факторы роста, факторы дифференцировки), которые успели осесть на коллагеновом каркасе, нетронутыми.

Поэтому выделенная из организма пациента стволовая клетка, попадая в этот матрикс, сразу «понимает», во что ей дальше превращаться: «Так, я в коллагеновой среде, а вокруг меня много молекул VEGF (фактора роста внутренней поверхности сосудов), значит, я должна превратиться в стенку сосуда».

Подробнее о том, как клетки дифференцируются на матриксе из обесклеточенных органов, можно узнать из презентации SENS Foundation:

Эта конференция состоялась еще в 2011 году. Сейчас группа Шая Сокера (докладчика на видео) занимается биосенсорами и платформами скрининга лекарственных веществ на искусственных органах и тканях.

Справедливости ради нужно отметить, что иногда клетки сажают и на биосовместимый полимер. Одним из первых успешных опытов было создание новой легочной артерии: ученые взяли кусок периферической вены и выделили из него клетки, которые могут стать стенкой сосуда.

Эти клетки были «засеяны» на полимерную трубку, которую после небольшого периода культивирования вживили на место пораженной артерии.

Трубка-матрикс была сделана из материала, который постепенно растворялся в организме, а полимер заменялся на коллаген по мере дальнейшего роста клеток и регенерации сосуда.

В этом эксперименте всё прошло более или менее успешно, однако нужно делать скидку на то, что пациенту было всего 4 года — у молодого организма все-таки гораздо больший потенциал к регенерации, чем у старого.

В случаях с более объемными органами на помощь приходит техника обесклеточивания (децеллюляризации). Здесь и всплывает имя скандально известного хирурга Паоло Маккиарини.

Он первым пересадил человеку донорскую трахею, взятую из трупного материала, но пациентка умерла после операции. Есть мнение, что всему виной был обычный бактериальный сепсис, который закончился фатально.

Маккиарини провел несколько таких экспериментальных операций, часть из которых прошла без серьезных осложнений, хотя некоторые коллеги называли его деятельность этическим Чернобылем.

Для большинства пациентов искусственная трахея была единственным способом продлить жизнь. При этом они страдали множеством сопутствующих заболеваний, которые сами по себе могли стать фактором, ухудшившим их состояние после трансплантации.

Кроме того, одной из претензий этических комитетов к Маккиарини было то, что при каждой операции он применял новую экспериментальную методику: якобы смена способов и материалов для трахеи свидетельствовала о том, что хирург не знал, что делает.

Комиссия в своем отчете заявила, что использовать непроверенные методики даже тогда, когда человек мог умереть с высокой степенью вероятности и при любом другом лечении, недопустимо.

Тем не менее при пересадке органов и тканей, полученных при помощи обесклеточивания, небольшие воспаления — нормальное явление. Каждый день в нашем организме образуется множество потенциально раковых и сенесцентных (старых) клеток, которые могут либо начать бесконтрольно делиться, либо выделять малоизученные пока «факторы старения».

Наши иммунные клетки, циркулируя по кровеносным сосудам, каждый день эффективно находят и убивают эти клетки. Но если ткани выращиваются «в биореакторе», такой отбраковки не происходит, и, когда новый орган подключается к кровеносной системе, иммунные клетки буквально сходят с ума от обилия «некачественных» клеток в пересаженных тканях.

К счастью, модели тканей и органов, выращенные на коллагеновом каркасе из донорского материала, можно успешно использовать в доклинических испытаниях лекарственных веществ. Теоретически это даже может дать более точные результаты, чем испытание на клеточной монокультуре.

Что же касается прикладных успехов биотрансплантации, то стоит начать с козырей — бьющегося мышиного сердца. Его вырастили с помощью обесклеточивания с последующим засевом стволовыми клетками:

Конечно, оно пока не способно эффективно качать кровь и сокращается не очень ритмично, но сам принцип выращивания в пробирке сложных органов, состоящих из нескольких типов тканей, уже работает.

В чем же подвох? Почему бы просто не пересадить сердце от здорового донора? Дело в том, что тканевую несовместимость еще никто не отменял: провести всю оставшуюся жизнь на иммуносупрессивных препаратах для профилактики отторжения — так себе вариант.

Более того, препараты, угнетающие иммунитет, делают больного более восприимчивым к инфекциям, которые здоровому человеку не страшны, и уязвимым перед условно-патогенными микроорганизмами.

Если пациент не в критическом состоянии и у него есть еще минимум месяц жизни, то новая технология выращивания органов не только спасет его, но и полностью уберет риск осложнений — ведь для этой процедуры подойдет сердце практически любого донора.

Причем этот вариант устроит не только клиницистов (поддерживать «жизнь» донора со смертью мозга непросто), но и биоэтиков: орган можно взять у донора, уже направляющегося в морг, без введения дополнительных шатких критериев биологической смерти.

В начале статьи мы упоминали механические протезы и их недостатки. Если откажет, например, искусственный клапан сердца, пациенту смогут помочь только в узкоспециализированной клинике — в медицинской литературе описано много случаев заедания створок механического клапана. А вот донорский или искусственно выращенный орган больного сможет спасти любой квалифицированный врач.

А вот большая часть разработок, которые уже используются, пока имеет лишь статус экспериментального лечения.

Еще с 1990-х годов в комбустиологии (раздел медицины, занимающийся изучением ожоговых травм) известна методика «кожного спрея»: врач берет кусочек кожи, растворяет его до однородной клеточной суспензии, а потом наносит ее на пораженные поверхности. Сейчас ее используют в западных странах.

Существует также технология «ксенокожи»: новые кожные покровы выращиваются на матриксе из кожи мутантных свиней, у которых отсутствует галактозилтрансфераза — фермент, провоцирующий иммунный ответ у человека. Существует также несколько других коммерчески доступных методик производства кожи из клеток пациента: Epicel (EPIBASE, EpiDex), MySkin, Laserskin (Vivo-derm), Bioseed-S и CellSpray.

Сейчас проходят клинические испытания новые способы лечения небольших структурных дефектов внутренних органов с помощью стволовых клеток. Уже коммерчески доступны ECM-материалы на основе обесклеточенных матриксов мочевых пузырей свиней.

А вот с сердцем, легкими, почками и другими востребованным органами пока что не очень, увы.

Большая часть современных разработок в области регенеративной медицины пока что находится лишь на стадии клинических испытаний.

И к большому сожалению, если кому-то необходима такая помощь, остается лишь постоянно мониторить сайты крупных западных медцентров, специализирующихся на такого рода вещах.

Источник: https://knife.media/body-maintenance/